Анекдот как рак на горе свистнет
Обновлено: 22.11.2024
Как мне говорила одна знакомая: "Не поленитесь, съездите на Мальдивы".
Да бл ть, от Мальдив меня отделяет только лень.
Следующий анекдот
В речке жил угрюмый рак.
Тот, что цап за руку греку.
Чтобы этот грек - дурак,
Не слонялся через реку.
Жил в печали , но без бед.
Под водой ветра не дуют.
Ел, что Бог даст, на обед.
Знал один, где он зимует.
Жил в тени, под бережком.
Избегал воды прозрачной.
И не заводил дружков.
Одинокий, чёрный, мрачный.
В чём речной круговорот?
Приведут топить собаку .
Мимо рака не пройдёт.
Это всё к обеду раку.
Но хоть сытно пил и ел,
Жизнь его была угрюма.
Рак прославиться хотел.
Тосковал и думу думал.
А в деревне, у реки,
Жил мужик на сАмом броде.
Как продаст мешок муки,
Так заквасит и забродит.
По-наделал бед и зла.
Затевал в деревне драку.
Рак про те дела не знал.
И ходил по речке раком.
Раком пил и раком ел.
Раком плавал, раком правил.
И никто в реке не смел
Нарушать рачиных правил.
Даже щука, зубы во!
Прощелыга и кусака.
Не боялась никого.
Кроме пасмурного рака.
А мужик в те времена,
Всё никак не унимался.
За бесценок семена,
ПрОпил и бузил, и дрался.
Разогнал по полю кур.
Жеребцу по морде съездил.
А потом во весь аллюр,
По селу на нём же ездил.
Опрокинул две избы.
И замордовал конягу.
Тестя, аспид, в кровь избил.
И хлебал бадьями брагу.
Трактор в речке утопил.
Добирался до комбайна.
Облигации пропил.
Государственного займа.
А у рака, массу дел,
Делать не даёт забота.
Рак до ужаса хотел,
Чтоб его услышал кто то.
В речке, должен вам сказать,
Все молчат. И даже щука!
Там умеют понимать,
Все события, без звука.
Ты, к примеру, утонул .
Все орут, все суетятся.
В речке ясно, там разгул.
Есть где ракам разгуляться.
Там молчание и мрак.
Там никто не смеет пискнуть.
Ну а наш знакомый рак,
Захотел зачем то свистнуть.
Кто услышит из реки?!
Свистнул кто то, или брякнул.
Рядом были бугорки.
С них хотелось свистнуть раку.
"С жиру бесится старик" -
Прозевал карась плотвичке.
И скорее в омут шмыг.
В ил зарылся, по привычке.
Право всем дано мечтать.
Суждено ли только сбыться?
Может сбудется - как знать?
Может попросту забыться.
Этим временем мужик,
Всё, что было, прОпил в доме.
Первый был в селе должник.
Первый в драке и погроме.
В долг хотели не давать.
Как не дашь - он лезет в драку.
Может в морду насовать.
Наберётся - ходит раком.
По селу пройдёт - Гроза!
За семь вёрст услышишь, с гаком.
Встанет, вылупит глаза .
Как у жареного рака.
Всем грубил и всем хамил.
"Я вас всех - орал - порежу!"
Чтоб он в город укатил .
Что его в колхозе держит?!
Председатель: "Посажу!"
Он ему в ответ как прыснет:
"Я покамест похожу.
Пока рак с горы не свистнет.
Не посодишь ты меня.
У меня в районе дядя.
И в губернии родня.
Он тебя вперёд посадя".
Стал, как хорь, курей душить.
Разворочал стену в бане.
Начал изгородь крушить.
Раком пятясь на комбайне.
Мир не может без чудес.
С первым солнышком, наутро,
К речке, прямо через лес,
Понырять летела утка.
И с размаху бух на плёс.
Перья носом поправляла.
Полоскала в речке нос.
Всё ныряла, да ныряла.
Наконец решился рак.
Рассердился не на шутку.
Подскочил, за лапу "крак"!
Как в тиски, клешнями, утку .
Я всё это видел сам.
Помню, - серенькая кряка -
С криком, свечкой к небесам,
Полетела вместе с раком.
Опустилась на горе.
На сАмой её макушке.
А оттуда в лазарет.
(Этот факт со слов кукушки.)
Осмотрелся рак с горы.
Видит лес, поля и крыши.
Крыши - стало быть дворы.
Всё прекрасно, все услышат.
В рот засунул две клешни.
Слышно было вёрст за триста.
Бабы в оторопь пришли.
От разбойничьего свиста.
Рака в горы тяни — рискни!
— Ты кто по знаку зодиака?
— Рак.
— А свистеть умеешь?
— Ну, в принципе — да.
— Отлично, тогда пойдёшь со мной в горы?
Гость (04.10.2021 23:32)
Тот самый момент, когда рак на горе наконец-то свистнет. =)
Лучше гор могут быть только бабы, на которых ещё не бывал.
Как любил повторять наш инструктор по горнолыжному спорту:
— И самое главное, молодые люди, запомните одну прописную истину: стоящее у вас на пути дерево, по возможности, необходимо объезжать с какой-то одной стороны!
Моя бабушка, всё время, сколько я её помню, была очень сильной и волевой женщиной, она в одиночку воспитала трёх детей и никогда не унывала. Ещё она умела очень хорошо и громко свистеть. И вот однажды, когда в шесть утра она спешила на работу, через дорогу от неё отъезжал ее автобус. В те времена они ходили крайне редко, и бабушка могла опоздать на работу. Но она недолго думая, как свистнет на всю улицу. После чего остановился не только автобус с пассажирами, но и прохожие, машины, да чего там говорить, даже птицы зависли. Зато бабушка, как ни в чём не бывало, поехала на свою работу.
Знаки зодиака, которых я стараюсь избегать: Овен, Телец, Близнецы, Рак, Лев, Дева, Весы, Скорпион, Стрелец, Козерог, Водолей, Рыбы.
Подруга родилась с 22-го на 23-е сентября. Ровно на границе Девы и Весов. И теперь на вопрос, кто она по знаку Зодиака, всегда отвечает — продавщица.
Помните, что каждый мертвец на горе Эверест когда-то был высоко мотивированным человеком.
Оставайтесь ленивыми, друзья мои.
— Привет, ты чего такой расстроенный?
— Да вот. был у меня один приятель. Его первой книгой был букварь.
— А последней?
— А последней — "Альпинизм для начинающих".
— А кто вы по знаку зодиака?
— Я львиня.
— Я весиня.
— Я близнецыха.
Если вы прочитали гороскоп на сегодня и он не сулит вам ничего хорошего на этот день, просто поищите другой: в интернете их полно, причём на любой вкус!
— Объясните мне, Абрам Маркович, как можно жить с женой, но при этом спать с ней в разных комнатах!?
— Ну, а чего в этом такого? Если ей "что-то" захочется, она мне тихонько свистит.
— А если Вам захочется?
— Тогда я ей кричу: «Софочка, золотце, ты случаем не свистела?!»
— Голубчик, а кто вы по гороскопу?
— Доктор, я рак.
— Н-да. Бывают же в жизни совпадения.
Следующий анекдот
Смешные ру анекдоты, шутки и истории
269 0Следующий анекдот
- Я к Новому Году купил все, что хотел!
- И что ж?
- Пять бутылок шампанского и ящик раков!
Решили как-то отпраздновать День города. Собралось все местное
начальство, стали репы чесать, что бы такое придумать? Ярмарка -
так каждый год ярмарка, рок-фестиваль - не народно, скоморохи -
нудно. Придумали - а давайте конкурс устроим, у кого яйца больше!
Ну, собралось народу до фига. Фавориты такие: мужик Еремеич -
400 грамм, Васька Буслай - полкило. Вдруг КАМАЗ огромный подъезжает,
оттуда такой мужичонка идет и в руках двух раков здоровенных держит.
Подходит и говорит:
- Ну и где тут приз-то получить?
Ему говорят:
- Ты, мужик, иди своей дорогой, не смеши людей. И чего ты раков
принес, мы тут другое взвешиваем.
А мужичонка:
- Дак это не для меня приз, а для Николы Питерского. Он там в кузове
сидит. А это не раки, это его мандовошки.
Про то, как я был начальником полковой бани.
В армии я не был, поскольку был студент. Так, разве что – на военке. А
военка – она военка и есть. Чтоб приобщиться к общему героизму народных
масс.
Под занавес – когда учеба уже кончилась, а дипломов еще нет – случились
сборы. В энском авиационном полку. Там такие большие самолеты. Типа
аэробусов. Только для десанта. Ил-76, кто знает. Я согласно ВУС –
штурман. Хотя, какой из меня штурман – одно расстройство. Студент. Но
пришлось.
Кормили знатно. Это обнадеживало.
Голубой карантин называлось. В том смысле – для летунов.
Обмундировали. Портянки. Сапоги – в самый раз. Гимнастерка большеватая.
Размера на три. Или пять. Времен немецкой компании. Почти новая – совсем
без дырок и без погон. Для «партизан». Напоминало игру «Зарница». Была
такая у пионеров. И я в ней – как есть «партизанский штурман». В зеленой
форме. Потому как летун.
Нормальные курсанты издевались издали. Дразнили пиджаками. Оно и
понятно. Кто ж эту толпу, в том смысле, что «партизанский» строй,
всерьез воспринять мог?
Но гонору много – молодость плюс понты. Студенты, одним словом. Почти
детский сад.
Короче, приняли нас. Приодели. И явились отцы-командиры. Выматерили. То
есть вразумили. Вывели на плац. Исторический.
После бунта 1825 года мятежные полки погнали прочь из столицы. На все
четыре стороны.
Только, когда: кого надо – казнили, кого надо – сослали, и ажиотаж спал,
придворные, те, что побашкавитей, враз смекнули: «Кто ж теперь Царя
охранять станет?!»
Послали гонцов. Какой полк куда дошел, там и осел. Вроде как у столицы
под боком. А все ж таки далеко.
Так что остались в наследство авиаторам мощеный плац, склад инвентаря –
на самом деле – полковая церковь и обелиски вокруг. С графскими
титулами. Казармы. И еще – офицерское собрание – местный клуб, он же –
танцпол – главная достопримечательность. С полным комплектом: лейтенанты
в парадной форме, курсанты на выпуск, девицы с военной выправкой, и мы –
«партизаны». Совершали вылазки. Согласно статусу. Оправдывали, значит.
Была там одна красотка – ох, знатная! – мордашка, ножки, волосы до попы.
Ну и попа, конечно. Эля. Девушку так звали. Дочь комполка. Кто ж знал?!
Спартизанил я ее. С первой попытки. Думал, диверсию провел на личном
фронте. Обрадовался. А зря!
Говорю же: женщина – прелесть. Валькирия. Недостаток единственный, но
главный – меры не знала. Ни в чем. Так что полный курс – до утра уснуть
не мечтай. А утром – тем более.
Мужчины после таких ласк должны умирать от любви и совершать разные
героические глупости. Я же тупо спал.
Первый раз уснул на парашютном складе, и наш курс два часа искал меня по
всей территории. Обнаружил комвзвода. Тот еще до института долг Родине
отдал. Опытный, значит.
Он тряс меня за плечо и орал:
«Вставай-сволочь-сколько-ты-будешь-пить-мою-кро-о-о-овь-!-!-!» Поднял и
погнал к самолетам.
Процесс парашютирования выглядел просто. Вначале все дрожали. Потом
вскакивал выпускающий. Орал:
– Прыгай, чувак! – цеплял крюк и выкидывал все равно кого.
Остальные летели следом.
Из прочего пейзажа помню, что ремни парашюта как-то сошлись у меня внизу
живота на манер кровельных ножниц. А потом искры из глаз и – почти сразу
– вот она – земля родна.
То, что ноги теперь лучше бы вместе, и хорошо бы согнуть в коленях,
вспомнить я не успел. А жаль!
Шарахнулся так, что язык чуть не выплюнул. Даже выругаться не смог,
поскольку для этого легким требовался воздух.
– Ох…
– Охх…
– Охххуууу…, – выдавил я, забыв, чем там это надо продолжить.
Тут примчал наш комвзвода. И опять за свое:
– Вставай, сволочь!
– Уйди, – говорю, – умирать стану.
Видит – не шучу. Сжалился. Он, вообще, молодец. Парашют мой собрал и под
живот мне же засунул. На случай ветра. Чтоб потом нас с парашютом по
всему полю ловить не пришлось. Говорю же, опытный был комвзвода.
Настоящий боец! Исключил момент виндсерфинга на свежей пашне.
В часть двигались пешим строем. Никогда не думал, что можно хромать на
две ноги одновременно.
Второй сон – богатырский – сморил на матче. Бились в футбол с
курсантами. Хотели блеснуть. Я стоял на воротах. Умудрился закемарить,
не смыкая глаз. Впрочем, играл не хуже многих – когда мяч попадал в
цель, то есть в меня – отбивал его непременно. Но голов нам все равно
набили.
Наш комвзвода – свой же парень – вынес порицание. Калечить не стал.
Перевел в нападение.
Тогда же я вник в смысл слова «глиссада». После того, как шарахнул по
мячу. И именно на ней (глиссаде) оказался велосипед с женой нашего
комполка. Тетку снесло с колес в ближайший лазарет. А муж ее положил на
меня глаз. В том смысле, что назначил ВРИО Начбани. До сих пор не могу
понять: из мести или в благодарность.
На завтра была война. То есть учения. То есть мы полетели.
На всех в кабине места не хватило. Меня в трюм отправили – в виде
десанта. Наш борт пристроился в хвост ведущему, набрал семь тысяч. Лег
на курс.
От спутной струи самолет покачивало. Так чуть-чуть. Я вот даже ходить
мог. Если на четвереньках. Осмотрелся, обжился чуток. И сам себя
складировал в стопке матрацев. Три снизу, два сверху – весь
командировочный запас экипажа. Там еще волейбольный мяч прилагался. Но я
оставил его на потом. Парашют отцепил, чтоб ворочаться не мешал.
Уснул, понятное дело.
Часа через три полк вышел на цель. Самолеты снизились до двух сотен
метров, сбавили ход, распушили закрылки. Раскрыли рампы. Будто взапрвду
десантируют. Тут и звук пошел.
Сирена взревела. Пора, мол, ребята.
А я в трюме – как бы десант.
Проснуться не смог, но вскочил. В виде зомби.
Вокруг черт знает что: пещера; темно; двигатели воют, сирена визжит. И
свет в конце тоннеля. Рванул туда, словно в рай.
Спасибо борттехнику и штатному расписанию. Парню по службе положено в
трюме сидеть. Рампу открывать, закрывать. И вообще за десантом
присматривать.
Ох, и крыл лейтенант! Уши заворачивались! Силой слова меня удержал. Не
дал к хвосту приблизиться и с борта выпасть. Повезло мне. Не совершил
трагический полет.
Вернулись все.
Экипаж происшествие переварил, помолчал угрюмо. Бить не стал. Так, пнули
пару раз – для профилактики.
Говорят: «В баню тебя послали?! Вот и дуй туда на хрен!» И много еще
разных идиоматических выражений по поводу того, чтоб молчал в тряпочку.
Не дай бог до начальства дойдет!
Так что прибыл я на следующее утро принимать обязанности: ключи и пару
узбеков, в качестве истопников. То, что узбеки по-русски ни гу-гу и бани
до того в глаза не видели, как бы само собой разумелось. Еще они умели
петь свои узбекские песни, курить анашу и растворяться в пространстве.
Курнут пару раз и растворяются. Проспал момент – сам печь топи и полы
мой. А что делать, если у тебя в подручных пара джинов?!
Но я тоже парень – не промах. Притерся кой-как. Адаптировался.
Местные офицеры по-настоящему любили две вещи: выпить и баню.
Парились по царски. С огоньком и коньяком. Гвоздем программы был
сибирский способ. Это, когда мужик мазал себя медом, что твой тульский
пряник. Потом сыпал солью.
Зачем соль – я не понял. Решил – из фанатизма к Добрынину. Но мне
пояснили – метод от пращуров. То есть Добрынин, конечно, древний. Но не
до такой степени.
В результате это все с медом и солью отправлялось в парилку, и там
нивелировалась разница между баней и долиной смерти. Из кожи начинали
бить гейзеры. Открывались поры. Даже те, которых не было.
Мужики кряхтели. Краснели. Являлись из парной как витязи ада. Очень
волнующе.
Извергнутую влагу компенсировали пивом. Как полагается. Под разговор.
Так что выходило – весь мой банный месячник я был сплошным носителем
народных традиций и участником важных бесед: про политику, футбол и на
темы женского пола.
Полковые жены слыли чем-то вроде породистых лошадей. Их холили. Лелеяли.
И использовали по назначению. Чтобы скакать.
Ответственный по курсу рассказал мне грустную историю. О том, как
однажды «отправился в командировку». На неделю. К боевой подруге. В
соседний двор.
На третье утро вышел вынести мусор, заболтался с приятелем и явился
домой, как был – с ведром и в тапочках. За что благоверная – женщина,
между прочим, строгих правил – нанесла ущерб его мужскому достоинству в
количестве двух шишек на лбу, фонаря под глазом. И еще сотрясением там,
где гипотетические мозги. Потому как действовала масштабно: чугунной
сковородкой с длинной ручкой. Чтобы не промахнуться.
– Хорошо еще я попался! – подвел итог. – Другой бы и вовсе сдох. Такие
они у нас. Ничего в рот положить нельзя!
Загрустил. Пошел кряхтеть и париться.
Женских дней в бане не было. Им полагались ванны и домашний уют.
Раз в неделю мылась рота обеспечения в количестве одного взвода, и с
ними мордатый прапорщик. Для порядка.
Народ радовался. Поход в баню – почти самоволка. Гремел шайками.
Зубоскалил. Орал про Маньку-косую, которую знали все и, судя по всему,
довольно подробно.
Прапорщик на это хмурился и выписывал для дезинфекции двойную дозу
хлорки.
По выходным являлся комполка со штабом.
Серьезный мужик – кряжистый. Суровый. Настоящий полковник.
Командирил уже давно, но ни обелиска на плацу, ни генеральских звездочек
на погоны пока не вышло. От вечных мыслей на эту тему имел он суровую
складку между бровей, мелкие зубы и сложный взгляд, от которого
подчиненные всегда робели и ежились. Даже в бане.
С рядовым составом связей, понятно, комполка не поддерживал. В
либерализм не играл. Парился по-командирски. Никому кроме замполита
веником хлестать себя не давал.
Вот замполит – тот душевный был мужик. Нагрузится. Крякнет. Никогда не
забудет. Подойдет, толкнет в бок:
– Угодил! Держи краба!
В первый раз, не выдержав его радушия, я поскользнулся и снес все шайки
с ближайшей лавки.
Замполит расстроился: «Ослаб советский призывник!» Пригласил к столу.
Пригляделся. Решил, что пью я невразумительно, и преподал спецкурс.
Мастер-класс включал беседу о пользе военной службы, ящик пива и
деликатесы в виде корзины раков.
Когда мы с замполитом все это уплели и выпили, пространство само
растворилось во мне без всяких джинов. Спасибо узбекам – снесли в
подсобку.
Там меня откопали подруги Эли. И в ходе невнятной попытки поднять в
строй извели всю косметику.
Морду-то я потом почти сразу смыл. А вот, что с ногтями делать, понять
не смог. Пришлось до вечера в кустах отсиживаться.
Следующую ночь я провел, шлифуя искусство удаления лака с ногтей
драчевым напильником.
Выспаться не удалось. Эля обиделась. Военные сборы неслись к трагической
развязке.
И тут я опять уснул. Наверно, с расстройства.
Вырос-то на море. Воду любил. Даже дремал в ней порой. Особенно при
небольшой качке.
Баня наша в аккурат на берегу реки примостилась. Это я к тому, что от
парной мостки прям до воды проложены были. Чтоб, кто желающий, мог сразу
заплыв устроить.
Вот и полез я. Плюхнулся в реку. Лег на спину. Солнце пригрело.
Разморило. И начались сны: о валькирии Эле, ее отце-командире и моем
счастливом от них избавлении. И такая радость пришла, что вспенились
воды, и вострубили ангелы на небесах. И возликовал я, услышав их трубный
зов. И был послан куда подальше…
Сухогрузы на наших реках попадаются ужасно неуклюжие. Хуже трамваев.
Зато гудки у них очень даже громкие. И капитаны в выражениях – сплошные
виртуозы. Второй раз от кончины спас меня наш могучий российский язык.
Матросы от досады метнули в меня спасательный круг, но я увернулся,
отплыл подальше. Показал капитану, что он не прав. Тот мне тоже много
чего показал и словесно присовокупил. Тормозить не стал. И на том
спасибо. Говорю же, неуклюжие у нас сухогрузы.
Прибился я к берегу. Лег на мостки. И так грустно мне стало! Что ни
говори, пережил месячник упущенных возможностей. Из самолета не выпал.
Под пароход не попал. Разве что – под каток в юбке. Так ведь тоже без
перспектив! Не фарт…
«Голубой карантин», – одно слово.
Читайте также: